Перст указующий - Страница 112

112

– О да! Я очень надеюсь. И ради самого лорда Кларендона тоже.

– Думаю, он вряд ли поблагодарит тебя за сочувствие.

– А следовало бы, – сказала она, на мгновение став серьезной. – Нет, правда. Потому что я слышу много тревожного. Он наступил на ногу не одному влиятельному человеку, а они не все такие мирные и великодушные, как мой лорд. Если он не лишится власти, как бы ему не лишиться чего-нибудь поважнее.

– Вздор! – сказал я. – Власть он потеряет, однако он старик, так что иначе и быть не может. Но он навсегда останется богатым и могущественным и в фаворе. Такие люди, как он, которые никогда не берут в руку шпагу и не испытывают свою храбрость в деле, всегда выходят сухими из воды и преуспевают, а те, кто несравненно лучше них, падают мертвыми у дороги.

– Ого-го! – воскликнула она. – По-моему, сказано от души, так вот почему ты в Лондоне?

Я совсем забыл, что рассказывал ей о своих розысках, и теперь кивнул.

– Навожу здесь справки о некоем сэре Сэмюэле Морленде. Ты что-нибудь про него слышала?

– Вроде бы да. Он ведь выдумывает всякую механику, верно? И часто искал покровительства придворных вельмож для своих затей.

– И у него есть могущественные покровители? – спросил я. – Всегда полезно знать, с чем ты имеешь дело. Опасно обнаружить, что тот, на кого ты решил напасть, находится под защитой сильных мира сего.

– Нет, насколько я знаю. Кажется, он имеет какое-то отношение к осушению болот, а в таком случае может знать герцога Бедфордского, но больше мне ничего не известно. Хочешь, чтобы я разузнала? Это нетрудно. А услужить тебе приятно.

– Буду глубоко благодарен.

– Ну, мне только это и требуется. Я все сделаю. Ты не против зайти сегодня вечером ко мне? По утрам я в распоряжении леди Каслмейн, а днем – милорда, но вечера – мои, и я могу принимать, кого захочу. Таков наш уговор, и я должна кого-то приглашать, хотя бы для того, чтобы напомнить ему, что уговор есть уговор.

– С большим удовольствием.

– Ну а теперь, надеюсь, ты сыт и отдохнул, так как я должна тебя покинуть.

Я встал, отвесил низкий поклон, благодаря ее за доброту, и даже посмел поцеловать ей руку. Она весело засмеялась.

– Довольно, сударь, – сказала она. – Ваши глаза вас обманули.

– Вовсе нет, – возразил я. – Ты куда больше леди, чем многие дамы, которых я встречал.

Она покраснела и посмеялась надо мной, чтобы скрыть удовольствие от этого комплимента. Затем она выплыла из комнаты в сопровождении маленького подаренного ей арапчонка, который присутствовал при нашем разговоре с начала и до конца. Ее лорд, конечно, покладист и великодушен, сказала она, однако не стоит понапрасну напрашиваться на его неудовольствие.

Уже темнело и похолодало, а потому я скоротал несколько часов в кофейне неподалеку от собора Святого Павла, читая журналы и прислушиваясь к разговорам других посетителей, каковые заново пробудили во мне отвращение к этому городу и его обитателям. Столько глупой дерзости, столько похвальбы, столько времени, зря потраченного на пустое краснобайство ради того лишь, чтобы поразить собеседников и втереться к тем, кто стоит выше. Сплетни в городе – это товар, который продается и покупается; если его нет, его изготовляют, как фальшивомонетчики – золотые из всякой дряни. Но мой покой хотя бы не был нарушен, так как никто моего общества там не искал, чему я был искренне рад; хотя нынче в моде часто посещать такие заведения, унижать свое достоинство в доброй компании, как они выражаются, я чураюсь плебейской вульгарности.

Время шло, хотя и медленно, и в конце концов приблизился назначенный час моего свидания. Я побаивался этой встречи, несмотря на то, что различие наших положений в жизни, казалось, обеспечивало мне надлежащее превосходство. Однако Лондон губителен для истинной почтительности. Кто вы есть, не так важно, как то, чем вы кажетесь; безродный самозванец может заслонить джентльмена древнего рода только потому, что лучше одет и держится с приятной обходительностью. Что до меня, то я бы восстановил правила, на которых настаивала наша великая королева. Ни один купец не должен сметь одеваться, как джентльмен, и обязан расплачиваться за любое бесстыдное подражание, ибо это мошенничество, и его следует карать, как таковое. Точно так же, как для шлюх – мошенничество прятать под личиной свою истинную натуру.

Ну а Китти порок принес великие выгоды, и хотя мне тяжко признавать, что хорошее может воспоследовать из плохого, она обставила свою жизнь с немалым gout, как нас теперь научили выражаться. Должен сказать, я рад, что мы, англичане, все еще настолько крепкий народ, что для обозначения подобного вздора вынуждены занимать словечки у французов. Хотя многие подобные ей служительницы Венеры хвастливо выставили бы напоказ плоды своего ремесла, она жила скромно, окружив себя солидной дубовой мебелью, а не раззолоченными иностранными поделками. На стенах для тепла – простые шпалеры, а не какие-нибудь пестрые гобелены. Единственной уступкой возмутительному тщеславию был ее портрет на стене, нагло повешенный напротив портрета ее лорда; будто они были мужем и женой. Это, почувствовал я, было оскорбительным, однако, заметив мое негодование, она заверила меня, что получила портреты в подарок и поступить иначе не могла.

– Джек, – сказала она, когда мы обменялись приветствиями и сели, – я должна поговорить с тобой очень серьезно.

– К твоим услугам.

– С твоего разрешения я должна просить тебя о великой любезности взамен сведений, которые я тебе сообщу.

– Я окажу тебе всякую любезность, – сказал я с легким негодованием, – и нет никакой нужды ее выторговывать.

112