Перст указующий - Страница 140

140

Итак, я вернулся в Оксфорд, возобновил мои изыскания в математике и начал плести паутину, дабы уловить в нее врагов короля. Выбрав для этого дела меня, мистер Беннет проявил истинную проницательность я не только имел необходимый опыт и навыки сыска, но находился в самой середине королевства и, разумеется, обладал обширными связями в Европе, которые с легкостью мог использовать. Республика Учености не знает границ, и что может быть естественнее, нежели написать коллегам во всех странах, дабы испросить их мнения по вопросам философии и математики – и каким-либо иным. Понемногу – и с весьма умеренными расходами – перед моим мысленным взором начала складываться картина происходящего много лучшая, чем у кого-либо. Разумеется, я не мог равняться с мистером Турлоу, и пусть я и не пользовался полным доверием моих хозяев, но преследовал их врагов и по большей части преуспел в том, чтобы собрать на них бедствия и истощать на них мои стрелы (Второзаконие, 32: 33).

Глава вторая

Впервые я узнал о Марко да Кола, так называемом благородном венецианце, из письма моего корреспондента в Нидерландах, которому правительство выплачивало умеренное содержание за то, что он вел наблюдение за английскими смутьянами в изгнании.

В особенности ему предписывалось следить за малейшими сношениями их с любым человеком, близким к голландскому правительству, и брать на заметку любые отлучки или подозрительных приезжих. В октябре 1662 года этот человек написал мне (подозреваю, более ради того, чтобы оправдать получаемое золото, чем из иных соображений) сообщил всего лишь что в Лейден прибыл некий венецианец по фамилии Кола, который проводит время в обществе изгнанников.

Вот и все. Разумеется, в то время не было никакой причины полагать, будто этот человек вовсе не странствующий школяр. Я не уделил ему особого внимания, только написал торговцу, отправившемуся в Венецию покупать картины для тех англичан, у кого было более денег, нежели здравого смысла, и попросил его удостоверить существование этого венецианца. Могу заметить на полях, что из торговцев картинами (которые сегодня, когда закон позволил ввозить подобную мазню в страну, сильно приумножились числом) выходят превосходные шпионы, ибо они приезжают и уезжают, когда захотят, ни у кого не вызывая подозрений. Их ремесло сводит их с влиятельными людьми, но сами они столь низки и нелепы в своих притязаниях на родовитость и образованность, что мало кто принимает их всерьез.

Ответ я получил лишь в начале 1663 года: необязательность моего корреспондента и зимняя почта объединились против меня. Но и запоздалое письмо не принесло ничего значительного, и, дабы никто не счел меня небрежным, ниже привожу послание мистера Джексона.

Преподобный и высокоученый сэр!

В ответ на Вашу просьбу я, среди своих дел по приобретению в Венеции произведений искусства для лорда Сандерленда и прочих господ, выбрал время расспросить об интересующем вас лице. Этот Кола, по всей видимости, сын купца и учился несколько лет в Падуанском университете. Ему около тридцати лет, он среднего роста, хорошо сложен. Я мало что сумел разузнать о нем, ибо он так давно покинул Венецианскую Республику, что многие почитают его умершим. Oн, однако, снискал себе славу меткого стрелка и отменного фехтовальщика. По слухам, торговый агент его отца в Лондоне, Джовани ди Пьетро, поставляет сведения об английских делах Венецианскому послу в Париже, а старший брат – Андреа – священник и духовник Кардинала Флавио Чиги, племянника папы Александра. Если вы полагаете, чтобы я продолжил мои расспросы, буду счастлив.

Письмо завершалось обнадеживающими заверениями, дескать, если я пожелаю приобрести картины, Томас Джексон, эсквайр (будучи простым художником, он не имел права присваивать себе этот титул), почтет за честь оказать мне такую услугу По получении письма я без промедления написал мистеру Беннету про этого Джованни ди Пьетро: раз у венецианцев имелся в Лондоне свой корреспондент, о его личности следовало известить правительство. К некоторому моему удивлению в ответ я получил немногословную записку дескать, этот ди Пьетро им уже известен и опасности для правительства не представляет, и мистер Беннет уверен, что у меня есть более полезные занятия. Он напомнил мне, что мое дело чинить препоны сектантам, остальное же – не моя забота.

Я был так занят, что принял это напоминание с искренней благодарностью, ибо в кругах смутьянов вновь слышался негромкий пока ропот, и забот у меня было вполне достаточно. Ко мне стекались донесения об оружии, развозимом по стране, и о тайных молельных собраниях сектантов. И самое тревожное мне пришло надежное донесение о том, что Эдмунд Лудлоу, самый опасный и даровитый из еще оставленных на свободе генералов Республики, принимает у себя в доме в Шотландии, куда он был сослан, необычайно большое число посетителей. «Левиафан поднимается из недр, но это все равно что мерить воду рукой» (Исайя, 40:12) Смута назревала во многих областях страны, только вот почему и кто стоял за ней?

Не следует думать, будто я все время проводил только в Оксфорде. Разумеется, несколько недель в семестр я должен был исполнять мои обязанности в университете, но большую часть года волен был располагать своим временем и помногу месяцев жил в Лондоне, так как это не только упрощало мои сношения с государственным секретарем (мистер Беннет удостоился этого поста в ноябре), но в столицу тогда стекались ученые со всей страны, и, естественно, я желал наслаждаться обществом столь великих умов. Великий труд по созданию Королевского Общества еще не был завершен, и архиважно было, чтобы создавалось оно по достойным принципам, принимая лишь достойных кандидатов и не допуская тех, кто из нечестивых побуждений тщился извратить его: папистов, с одной стороны, и безбожников – с другой.

140