Перст указующий - Страница 47

Против обыкновения Лоуэр не оскорбился.

– Ну, тогда от вас особого толку не будет, – сказал он весело. – Послушайте, я буду навещать селения, где жителей и нескольких сотен не наберется. Туда сходятся люди со всех окрестных деревень, и они требуют лечения по полной мере. Они хотят, чтобы им пустили кровь, сделали промывание, вскрыли болячки, размяли почечуй и вырвали зубы. Это ведь не Венеция, где вы можете отослать их в соседнюю цирюльню. Кроме вас, они до следующего года не увидят никого, умеющего лечить. Разве что туда заглянет какой-нибудь бродячий шарлатан. И если вы поедете со мной, то оставите свое достоинство дома, как и я сам. Вас никто не увидит, а я обещаю не доносить вашему батюшке. Они хотят, чтобы им вырвали зуб, вы беретесь за щипцы. И получаете истинное удовольствие. У вас никогда не будет столь благодарных пациентов.

– Но моя пациентка? Я, право же, не хотел бы вернуться и найти ее мертвой.

Лоуэр нахмурился.

– Об этом я не подумал. Но она же не требует особого внимания? Я хочу сказать, вы ведь не применяете никакого лечения, а просто наблюдаете ее и ждете, останется ли она жива. А если вы примените еще какое-нибудь лечение, это нарушит чистоту опыта.

– Справедливо.

– Я мог бы попросить Локка заглянуть к ней. Замечаю, он не слишком вам понравился. Однако, в сущности, он превосходный человек и хороший врач. А мы пробудем в отсутствии не больше пяти-шести дней.

Меня одолевали сомнения, и я не хотел, чтобы кому-нибудь вроде Локка стала известна суть моих исследований, но, зная высокое мнение Лоуэра об этом человеке, я промолчал.

– Разрешите мне подумать до вечера, – сказал я.

– Отлично. Ну, меня ждут коты. А затем, полагаю, нам следует побывать у судьи и сообщить ему, что нам удалось установить. Хотя не думаю, чтобы его это так уж заинтересовало.

И вот три часа спустя мы постучали в дверь дома судьи в Холиуэлле, дабы поставить его в известность, что, по мнению двух врачей, доктор Роберт Гров умер от отравления мышьяком. Желудки и кишки котов послужили неопровержимым этому свидетельством – между ними не было ни малейших различий, а в довершение всего повреждения оболочек совпадали с теми, которые мы обнаружили во внутренностях Грова. Вывод был неизбежен, какой бы теоретический метод ни применить, мосье ли Декарта, лорда ли Бэкона.

Сэр Джон Фулгров принял нас почти без проволочек. Нас проводили в комнату, служившую ему кабинетом, а также и судебным залом для решения мелких дел. Он, казалось, был очень встревожен, что меня нисколько не удивило. Человек в положении Вудворда мог превратить в бремя жизнь всякого чиновника, даже судьи, имевшего несчастье навлечь на себя его гнев. Расследование чьей-то смерти было равносильно признанию ее убийством. И теперь сэру Джону было необходимо представить в следственный суд обоснованное обвинение, а для этого ему требовалось кого-то обвинить.

Когда мы сообщили ему о наших исследованиях и выводах, он наклонился вперед, тщась понять, что мы говорим такое. Мне стало вчуже жаль его. Как ни взглянуть, дело было очень и очень деликатное. К его чести, он подробно расспросил нас и о наших методах, и о логике наших выводов, и заставил нас несколько раз объяснить наиболее сложные процедуры, пока досконально в них не разобрался.

– Итак, вы полагаете, что доктор Гров умер в результате того, что выпил мышьяк, растворенный в бутылке с коньяком. Так?

Лоуэр (говорил он один) кивнул в ответ:

– Да.

– Однако у вас нет предположений о том, как мышьяк оказался в бутылке? Не мог ли он сам его туда добавить?

– Весьма сомнительно. Не далее как в тот же вечер его предупредили, насколько мышьяк опасен, и он сказал, что больше никогда не будет им пользоваться. Что до бутылки, то тут может помочь присутствующий здесь мистер Кола.

И я объяснил, что видел, как Гров поднял бутылку внизу лестницы, когда провожал меня к воротам. Я, однако, добавил, что не уверен, та ли была бутылка, и натурально, не знаю, был ли уже в ней яд.

– Однако яд этот используется в медицине? Вы пользовали доктора Грова, мистер Коул?

– Кола.

Лоуэр объяснил, для чего иногда применялся мышьяк, хотя и никогда в подобном количестве, а я сказал, что всего лишь с помощью воды удалил из-под века снадобье, которое он применял, и тем дал больному глазу самому избавиться от воспаления.

– Вы его лечили, вы обедали с ним в тот вечер, и, вероятно, вы последний, кто видел его до того, как он умер?

Я спокойно признал такую возможность. Судья крякнул.

– А мышьяк этот? – продолжал он. – Какой у него вид?

– Это порошок, – ответил Лоуэр, – извлекаемый из минерала, слагающегося из серы и каустических солей. Он и дорог, и приобрести его обычно бывает очень нелегко. Добывают его в серебряных немецких рудниках. Или же его можно изготовить, сублимируя аурипигмент с…

– Благодарю вас, – перебил судья, поднимая ладони во избежание еще одной лоуэровской лекции. – Благодарю вас. Но я хотел узнать, где его можно приобрести. Например, продают ли его аптекари? Входит ли он в materia medica, используемые врачами?

– Ах вот что! Обычно, мне кажется, врачи не держат его у себя. Употребляется он редко и, как я упомянул, стоит дорого. Обычно, когда в нем возникает нужда, они обращаются к аптекарям.

– Весьма вам благодарен! – Судья сдвинул брови, словно обдумывал то, что услышал от нас. – Не представляю себе, как ваши сведения, сколь бы ценны они ни были, могут оказаться полезными, если дело дойдет до суда. Я, разумеется, понимаю их ценность, но сомневаюсь, что ее поймут присяжные. Вы знаете, Лоуэр, что это за люди. Если обвинение будет опираться на такие зыбкие доказательства, они, несомненно, оправдают того, кого мы обвинили бы.