Перст указующий - Страница 95

Она ответила, что да и что это был последний раз, когда она его видела.

– Через доверенного друга я получила весть, что твой отец нуждается во мне, – начала она. – Затем он приехал сюда без предупреждения и ночью. Никаких разговоров с твоим дядей он не вел, оставался тут только одну ночь и уехал.

– Каким он был?

– Очень серьезным, занятым своими мыслями, но бодрым.

– И с ним был отряд?

Она покачала головой:

– Только один человек.

– Какой человек?

Этот вопрос она оставила без ответа.

– Он провел тут ночь, как я уже сказала, но спать не ложился, только поужинал со своим товарищем, а потом пришел поговорить со мной. Он вел себя очень осторожно, проверил, не подслушивают ли нас, и взял с меня обещание, что я ничего не расскажу моему брату. Можешь не спрашивать, я ничего ему не сказала.

Я всем сердцем почувствовал, что сейчас услышу весть величайшей важности, что мой отец предназначил ее для меня, иначе он взял бы с матушки клятву не открывать ее никому.

– Продолжайте! – сказал я.

– Он говорил со мной очень взволнованно. Сказал, что обнаружил измену, хуже которой и вообразить трудно, и она так его поразила, что вначале он отказывался поверить свидетельству собственных глаз. Но теперь у него не оставалось сомнений, и он намерен действовать.

Я чуть было не закричал от разочарования.

– Какая измена? Как действовать? Какое открытие?

Матушка покачала головой:

– Он сказал, что подобного доверить женщине нельзя. Пойми, он никогда не поверял мне никаких секретов и вообще ни во что не посвящал. Удивляться следует тому, что он сказал хоть столько, а не тому, что он сказал так мало.

– И это было все?

– Он сказал, что изобличит и уничтожит величайших злодеев. Это было опасно, но в успехе он не сомневался. Потом он кивнул на своего спутника, который все это время сидел в дальнем углу.

– Его имя, сударыня? Как его звали?

Ну, хотя бы что-то, подумал я. Но она снова покачала головой:

– Возможно, его звали Нед, но я не помню. Мне кажется, я видела его раньше. Еще до войны. Твой отец сказал мне, что вполне доверять можно только своим людям и что этот человек именно такой. Если произойдет что-нибудь непредвиденное, этот человек придет и отдаст мне пакет, содержащий все собранные им сведения. И я должна буду надежно спрятать пакет и использовать его, только когда это будет безопасно.

– И что еще?

– Ничего, – ответила она просто. – Вскоре после этого они уехали, и больше я его не видела. Несколько недель спустя пришло письмо из Дила с известием, что он должен ненадолго покинуть страну, но скоро вернется. Как ты знаешь, он не вернулся. Никогда.

– А этот человек? Этот Нед?

Она покачала головой:

– Он так и не приехал. И никакого пакета я не получила.

Хотя я не добился от матушки ничего, что могло бы помочь доктору Уоллису, ее рассказ оказался приятной неожиданностью. Я не ждал, что она настолько осведомлена, и обратился к ней только на всякий случай. Как ни печально сыну признаваться в подобном, но мне становилось все труднее соблюдать с ней учтивость, настолько она предалась своей родне, которая оказывала уважение моему отцу только пока он был богат.

Нет, в Варвикшир я отправился совсем с иной целью – я хотел ознакомиться с бумагами, касающимися моего поместья в Линкольншире, и узнать, когда я смогу вступить во владение им. Я знал, что дело это сложное – батюшка много раз предупреждал меня об этом. К тому времени, когда война разгорелась, а его доверие к королю начало ослабевать, он, памятуя о том, что опасности подвергается не только его жизнь, что гибель угрожает всей семье, принял надлежащие меры. И заключил соглашение, которое должно было ее обезопасить.

Короче говоря, следуя только что возникшему в стране способу, он вверил свою недвижимость попечению с правом пользования для него, а после его кончины – и для меня. Составленное тогда же завещание назначало моего дядю его душеприказчиком, а сэра Уильяма Комптона – моим опекуном, и ему же было поручено надлежащее распоряжение и движимостью, и недвижимостью. Выглядит очень сложно, но в наши дни любой, кто владеет собственностью, превосходно в этом разберется, так как такая уловка стала обычной для ограждения семьи от опасности. Однако тогда обо всем этом никто и слыхом не слыхал: нет ничего сравнимого с гражданскими беспорядками для разорения людей и обогащения крючкотворов.

Попросить показать мне бумаги я не мог, так как они хранились у дяди, и надежды на то, что он исполнит мою просьбу, не было никакой. Да я и не хотел показывать ему свой интерес из опасения, что он их уничтожит или изменит что-нибудь в свою пользу. Я не собирался допустить, чтобы дядя меня облапошил, что было для него второй натурой.

И вот ночью, убедившись, что все уснули, я осуществил свое намерение. Кабинет моего дяди, где он занимался делами и принимал своих управляющих, нисколько не изменился с тех дней, когда он вызывал меня туда и поучал, как вести себя богобоязненно. Я прокрался по коридору, дверь открыл с великой осторожностью даже прежде, чем вспомнил, что ее скрип способен поднять на ноги весь дом. Приподняв свечу, я увидел крепкий дубовый стол, где каждый Михайлов день раскладывались счета, и стянутые железными обручами ларцы, в которых хранились расписки и другие важные бумаги.

«Трудновато с ними справляться, а? Но не тревожься, когда настанет твой черед заниматься ими, тебе уже все будет понятно. Просто помни золотые правила владения собственностью: никогда не доверяй своим управляющим и никогда не требуй лишнего со своих арендаторов. Иначе понесешь убытки». Я помню, как батюшка сказал мне это в мои пять или меньше лет. Я зашел в его кабинет в Харланд-хаусе, потому что дверь была открыта, хотя и знал, что мне это запрещено. Батюшка сидел там один, окруженный стопками бумаги с песочницей под рукой, а рядом плавился сургуч для наложения печатей и коптела свеча. Я уже ждал подзатыльника, но он поднял голову, улыбнулся, а потом посадил меня к себе на колени и показал мне бумаги. Когда у него будет больше времени, он начнет мое обучение, сказал он, так как джентльмену надо много знать, если он хочет преуспеть в жизни.